Колено XVIII

Родился 22.4 (5.5.) 1900 г. в Ярославле, умер 8.9.1982 г. в Москве. Похоронен на кладбище Донского монастыря.

Илья Ошанин (справа) с братом Сергеем. Ярославль, 1903 г.

В 1905 г. вместе с родителями переехал в Польшу, куда его отец был назначен на должность по судебному ведомству. В 1910 г. был определен родителями в 5-ю Варшавскую мужскую гимназию, где прошел программу обучения за первые четыре класса. После начала первой мировой войны, когда германские войска стали приближаться к Варшаве, его отец переехал с семьей в Петроград. Вот что об этом периоде его жизни пишет бывший премьер-министр Российской федерации Егор Гайдар (1956-2009 гг.): «Вот еще один пример из наших семейных хроник. Дед моей жены по матери (Илья Ошанин, он потом стал известным советским ученым-китаистом) в юности был ни больше ни меньше, как пажом вдовствующей императрицы. Закончил Пажеский корпус, жил при дворе. И насмотревшись тамошних нравов (Распутин и все такое), настолько это все возненавидел, что после революции добровольцем записался в Красную армию.». Об этом же пишет Джейсон Брэдбери, автор воспоминаний о другом крупном китаисте Н. М. Попове-Тативе: «Забавно, что в те же дни рядом с одетым в серый английский костюм джентльменом учился и работал будущий ведущий создатель советских русско-китайских словарей, бывший выпускник Пажеского корпуса и паж вдовствующей императрицы Илья Ошанин, чей род восходил к приехавшему в Московское княжество XIV века выходцу из Венецианской республики. Бывший паж, насмотревшийся императриц, великих князей и на Гришку Распутина, тоже добровольцем вступил в Красную Армию – в те дни потомок московских бояр служил рядовым в роте связи и был обмундирован по тыловой норме: в старую солдатскую папаху, сшитую из занавесок гимнастёрку и верёвочные лапти разного размера и цвета! Вот такие люди тогда двигали наше востоковедение и готовили мировую революцию в Китае, которая когда-то позволила СССР ненадолго стать сверхдержавой, а ныне выводит в сверхдержавы современный Китай, уже строящий свои авианосцы… Ученики Попова-Тативы и потомки московских бояр Колоколов и  Ошанин  вскоре поедут в Китай делать революцию. В 1926 г. у Ошанина  в Шанхае родится дочь, которая много позже станет женой известного советского фантаста Аркадия Стругацкого и матерью жены известного советско-антисоветского деятеля эпохи ельцинизма Егора Гайдара…».

В Петрограде Илья Михайлович закончил с золотой медалью XII мужскую гимназию и, получив в феврале 1918 г. аттестат об успешном окончании средней школы, отправился, вопреки желанию родителей, в Москву, где ему удалость поступить осенью того же года на работу в качестве делопроизводителя в Высшую Военную инспекцию Реввоенсовета Республики. Владел греческим, латинским, немецким, французским и польским языками. Следует отметить, что революцию он поддержал не очень однозначно, и в какой-то момент от ареста его спасло якобы разночинское, мелкобуржуазное, а не дворянское происхождение, что не соответствует действительности. В 1921 г. его, как сотрудника Реввоенсовета, приняли вольнослушателем в Военную академию (позднее она носила имя М. В. Фрунзе). Здесь на Восточном факультете он впервые стал заниматься китайским языком, что и определило его глубокий интерес к Китаю на всю жизнь. После демобилизации из рядов Красной Армии продолжил учебу в Лазаревском институте восточных языков, преобразованном позднее в Институт востоковедения им. Н. Н. Нариманова. Будучи слушателем Дипломатического факультета, успешно окончил китайское отделение в 1924 г., причем уже на 3-м курсе его привлекли к преподаванию основ китайской письменности.

Илья Михайлович Ошанин в 1946 (слева) и 1970 годах

br>
В 1924 г. был направлен на работу в Китай, где происходили бурные революционные события. Работая вначале в должности делопроизводителя в Торгпредстве СССР, он своими познаниями в китайском языке обратил на себя внимание советского посла в Пекине Л. М. Карахана (род. в 1889 г., расстрелян в 1937 г.), который в 1925 г. предложил направить его в группу советских военных советников, находившихся при Второй Народной Армии в г. Кайфэн. После поражения этой армии был направлен в г. Ханькоу, где работал переводчиком при Военной Комиссии ЦК КПК. Оттуда вместе с членами этой комиссии отправился в г. Шанхай, где выполнял обязанности переводчика Политбюро ЦК КПК, обеспечивавшего личные контакты представителя Коминтерна проф. Г. Н. Войтинского (1893-1953 гг.) с тогдашним генеральным секретарем китайской компартии. Затем был переведен на должность китайского драгомана, т.е. официального переводчика Генконсульства СССР в Шанхае, и проработал на этой должности до декабря 1927 г., когда по требованию китайских властей все сотрудники консульства были эвакуированы.

При ведении важных переговоров с китайскими властями советские дипломаты предпочитали пользоваться услугами переводчиков из россиян и лишь в экстренных случаях обращались к помощи китайских переводчиков, допускавших вольные и невольные искажения смысла заявлений представителей той или другой стороны. В этом отношении интересна запись в дневнике советского вице-консула в Мукдене Г. С. Гэтэя по поводу состоявшихся 24 июня 1925 г. переговоров с китайскими официальными лицами на обеде, устроенном в генконстульстве СССР в честь Гао Цин-хэ, начальника Центрального дипломатического управления. Вот какую запись советский дипломат оставил в конце своего дневника: «На этом беседа закончилась, и ввиду позднего времени (1 час ночи) гости оставили консульство. Переводчиком во время переговоров был Чжан Го-чэн. Невольно возникла мысль: а так ли он переводит, как ему говорят, или прибавляет слишком много индивидуального «творчества». Трудно вести ответственные переговоры без своего надежного, вполне своего человека.».

После восстановления дипломатических отношений между КНР и СССР Илья Михайлович был назначен секретарем по китайским делам Посольства СССР в Китае и в этой должности находился с 1933 по 1939 гг. в городах Нанкин, Ханькоу и Чунцин. В его обязанности входила, в частности, подготовка для МИД СССР оперативных материалов по наиболее острым проблемам международной политики, связанным с Китаем.

После возвращения по собственному желанию в Москву с 1939 по 1941 гг. работал в Высшей Дипломатической школе в должности старшего преподавателя и заведующего кафедрой. В эти же годы преподавал китайский язык в Московском институте востоковедения, где 20.4.1944 г. защитил диссертацию на степень кандидата филологических наук на тему «Происхождение, развитие и структура современного китайского иероглифического письма». Через три года, в 1947 г. успешно защитил в Ленинградском филиале Института востоковедения АН СССР докторскую диссертацию на тему «Слово и часть речи в китайском языке».

В 1948 г. ему был присвоено звание профессора. С 1945 г. – научный сотрудник, а с 1956 г. – заведующий сектором восточных словарей Института востоковедения АН СССР. В 1958 г. Институтом китаеведения АН СССР единогласно выдвигался кандидатом в члены-корреспонденты АН СССР, получив при этом энергичную поддержку известного востоковеда Ю. Н. Рериха (1902-1960 гг.).

Лауреат Государственной премии СССР (1982 г.). Награжден орденами и медалями СССР. Издал около 50 научных работ. Является виднейшим китаеведом. При его активном участии и под его руководством был составлен китайско-русский словарь, выдержавший три издания (1952-1955 гг.). Является также составителем четырехтомного «Большого китайско-русского словаря», завершенного в 1976 г. (Москва, 1983-1984 гг.), работе над которым он отдал более 20 лет жизни.

Жена 1: Екатерина Евгеньевна Фортунатова. Родилась в 1907 г. в г. Киеве, умерла 14.7.1993 г. в Москве. Ее родители были то ли врачами, то ли учителями на Дальнем Востоке. А сама Катя – не то чтобы революционерка, а скорее авантюристка: рассказывали, что она таскала через китайскую границу запрещенную литературу – в обе стороны. Ей не литература была важна, а сам процесс. Выйдя замуж в 1925 г. 18-летней девчонкой, слегка остепенилась, конечно, но шлейф прежних подвигов тянулся за нею. Всех вокруг стали арестовывать: лучшего друга, брата, сестру, отца – их отзывали из-за границы, одних просто сажали, других расстреливали. Каким-то чудом она сама уцелела... Похоронена Екатерина Евгеньевна на кладбище Донского монастыря.

Жена 2: Туликова Елена Николаевна. Родилась в 1911 г. в Санкт-Петербурге в состоятельной петербургской семье. Умерла в 1982 г. в Москве от инсульта. Воспитывались в семье вдвоем со старшей сестрой Ларисой (род. в 1907 г.). Окончила семилетнюю общеобразовательную школу № 7 (Плотников пер., г. Москва). В 1931 году окончила химический факультет Московского техникума кустарной промышленности. В начале 1930-х годов работала химиком-аналитиком на фабрике № 2 «Союзпушнина». В 1941 году закончила исторический факультет МИФЛИ (г. Москва). В годы Великой Отечественной войны — в эвакуации в Ашхабаде и Свердловске.

В 1945-1978 гг. — сотрудник Государственной библиотеки имени В. И. Ленина. В 1956-1961 гг. — заведующая читальным залом Отдела рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина. Кандидат исторических наук (1954 г.). Автор многочисленных трудов по истории. Интересные воспоминания о ней оставила сотрудница отдела рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина Е. Н. Коншина в своих мемуарах «Отдел рукописей изнутри»:

«Две молодые женщины в архивной группе – Ира Козьменко, учившаяся на истфаке двумя курсами младше меня, и Леля Ошанина, старше меня лет на пять, – были существами прямо противоположными. Ира, казалось, была рождена, чтобы остаться старой девой, и при этом не сближалась ни с кем, занятая собой и своими жизненными успехами. Проработав вместе с ней несколько лет, я, в сущности, мало ее знала. Потом она ушла из отдела на преподавательскую работу. Леля Ошанина, с которой я познакомилась еще в Свердловске, была человеком незаурядным и занятным. Мы сразу сдружилась, и эта близость продолжалась довольно долго, но потом она начала ослабевать, и меня, знаю, очень осуждали, считая, что я зазналась. На самом деле, просто я двигалась вперед, а она оставалась все той же, и сближавшие нас нити не могли не рваться. Но отношения между нами навсегда остались дружескими. Жизнь Елены Николаевны заслуживает особого рассказа.

Девичья ее фамилия – Туликова. Семья, до революции состоятельная, очень пострадала от катаклизмов эпохи. Занимаясь потом декабристами, я столкнулась с именем известного в середине XIX века, много помогавшего декабристам московского откупщика Я. П. Туликова и не исключаю, что отец Лели – его потомок. Рано овдовевшая ее мать одна воспитывала двух девочек. Леля родилась в 1911 году, Лариса двумя годами раньше. Сестры были красивы и в сложной тогдашней жизни очень на это рассчитывали.

Леля, окончив только школу-семилетку (7-ю, в Плотниковом переулке, ее одноклассником был будущий писатель Рыбаков) и начав после школы работать секретаршей, вскоре завела роман со своим начальником, дипломатом И. М. Ошаниным, женатым человеком, имевшим детей. Возможно, служебный этот роман не кончился бы ничем серьезным, но у возлюбленного и без того были нелады с женой, а его как раз в этот момент (в конце 20-х годов) отправляли секретарем посольства в Пекин, куда по протоколу полагалось прибыть с женой.

Ошанин развелся, женился на Леле и увез ее с собой в Китай. Надо только представить себе головокружительный поворот судьбы: девочка, выросшая в крайней нужде, для которой мечтой была новая пара фильдеперсовых чулок (забавно, что едва я стала об этом писать, как из глубин памяти вдруг выскочил тогдашний этот термин!), но уверенная в своей красоте и убежденная, что рождена для лучшего, вдруг становится дипломатической дамой, живет в роскошных апартаментах, окружена почтительными китайскими слугами, подающими к столу удивительные деликатесы, и может купить любое приглянувшееся платье, туфли, французские духи! И так три года подряд. Скудное московское существование забыто, жизнь прекрасна! И когда муж заговаривает о ребенке, которого хорошо бы родить и подрастить здесь, она только беспечно отмахивается: зачем же портить такую привольную, такую радостную жизнь!

Но вот кончается срок пребывания Ошанина в Китае, пора возвращаться. И в поезде, везущем их через всю Россию, он говорит своей молоденькой жене, что обдумал свою судьбу, тоскует по детям и решил вернуться к оставленной семье. Он довозит Лелю в машине, с чемоданами и коробками подарков из Китая, до двери ее дома в Староконюшенном переулке, но даже не входит. Сказка кончилась, и так неожиданно, так несправедливо... На память об этом головокружительном витке ее жизни остается, в конце концов только заграничный патефон «His master's voice». Ужаснее всего то, что она сознает свою вину в случившемся.

Наконец, с трудом придя в себя, она начинает жизнь заново: готовится и поступает на исторический факультет пединститута. Учась там, постепенно отходит от пережитого краха. Но мне кажется, что Ошанин был ее единственной настоящей любовью. И через много лет она не могла равнодушно слышать его имя – а он стал известным ученым, и имя его то и дело попадалось в науке и прессе.

Хорошенькая, темпераментная, полная жизни Леля не была, конечно, одинока. Но ее почему-то всегда влекло к людям старше ее, и она еще не раз обжигалась на том же месте.

Уже при окончании института у нее завязался роман с профессором Георгием Андреевичем Новицким – года за два до войны. Я в то время сама училась у Новицкого: кроме пединститута, он преподавал и на истфаке университета, читал историю народов СССР (то, что теперь называется этнологией). Читал скучно, вяло, и мы просто засыпали на его лекциях в Коммунистической аудитории, большой аудитории на Моховой. Кончилось тем, что и его она увела от семьи, где была уже почти взрослая дочь. Между тем началась война, и Георгий Андреевич с Лелей уехали в эвакуацию в Ашхабад, а потом, как и весь университет, в Свердловск.

Когда я восстанавливалась в университетской аспирантуре и принесла нужные бумаги, меня послали в ректорат, сказав: «Отдадите секретарю ректора, это жена Новицкого». Я воображала, что увижу почтенную даму. И очень удивилась, застав за столом перед входом в кабинет ректора (не помню уже, кто это был – все еще Бутягин или уже Галкин) молодую, цветущую женщину. Мысль, что такой может быть жена толстого и, с моей точки зрения старого Новицкого, как-то не укладывалась в голове.

Потом я увидела ее уже в Толстовском кабинете, куда меня ввел Петр Андреевич. В Свердловске мы встречались лишь несколько раз, но сразу узнали друг друга, и Леля радостно меня приветствовала: нашего полку, молодых, прибыло!

Не помню, чем она занималась в отделе в первые годы, – вероятно, участвовала в составлении описей собраний рукописных книг, но потом ее специальностью стали древние акты. Случилось так, что в 1947 или 1948 году нам удалось приобрести семейный архив Пазухиных ХVII века, «в составе которого сохранилась частная переписка – редчайший случай для того времени». Описывала его Леля. В первом же послевоенном выпуске «Записок Отдела рукописей» в 1950 году (№ 11) она уже опубликовала кое-что из бумаг Пазухиных, а в 12-м выпуске напечатала обзор всего архива. Он лег в основу кандидатской диссертации и навсегда определил сферу ее работы.

В ней были намешаны самые разнообразные черты характера и личности. Человек довольно ограниченный, она со своими умозаключениями часто попадала впросак, особенно с возрастом, – над этим частенько посмеивалось более молодое поколение сотрудников. Сложная ее молодость не дала ей стать таким эрудитом, какими был так богат в то время наш отдел. Поэтому высокая ее квалификация признавалась только в ее специальной области.

Но душевные качества делали Лелю одним из самых ценных людей в небольшом нашем коллективе: она была бесконечно добра и открыта ко всем, всегда весела, забавна и оптимистична, как бы ни складывались ее реальные жизненные обстоятельства.

Влюбчивая по натуре, она пылко привязывалась к друзьям и становилась почти членом их семьи. Так было одно время с нами, потом с другой нашей сотрудницей, Миленой Шарковой, так же тесно она дружила с Галиной Ивановной Довгалло. И помимо этого ее вообще все любили.

Когда она, уже за семьдесят, перенесла инсульт (от инсульта умерла на наших глазах ее сестра Лариса, совсем еще молодой), то уход за ней, одиноко жившей к этому времени в отдельной квартире на окраине, в Бирюлеве, взяли на себя все мы, ее бывшие сослуживцы, по очереди приезжавшие туда. Инсульт этот грянул вскоре после празднования ее семидесятилетия в 1981 году – а празднество происходило уже в ее новой квартире, очень дружное и веселое. Я, помнится, написала и оформила рисунками сатирическую биографию, очень понравившуюся Леле, изобразив ее в виде нашей отечественной Маты Хари. Юбилей этот запомнился не только как роковая дата, после которой она стала старушкой (у нее была парализована одна рука, а ногу она с трудом волочила), – но и как последнее ее появление в качестве олицетворения неувядающей женственности. Она отлично выглядела в тот вечер в новом красивом туалете – эдакая Мерилин Монро.

Отчего же она все-таки была так одинока к старости, отчего долгие годы ей приходилось отдавать весь жар своей пылкой натуры чужим семьям, чужим детям, а потом внукам? Я писала уже, что во время войны и после нее она была женой Г. А. Новицкого. Когда я стала у них бывать, мне казалось, что все у них ладится, хотя годом раньше Леля перенесла неудачные роды и потеряла ребенка. Это, видимо, произвело на нее такое тяжелое впечатление, что она никак не решалась на новую попытку, хотя муж очень этого желал. Мне думалось, впрочем, что между ними нет все-таки той близости, какая, по моему мнению, должна быть непременным условием брака. Георгий Андреевич относился к жене как к несмышленому ребенку и был глубоко равнодушен к ее профессиональному росту. Он как будто в чем-то ограждал себя от нее. Помню, как удивил меня его письменный стол, на котором горой возвышались покрытые пылью книги и бумаги, лежавшие и вокруг на табуретках. Когда же я спросила, почему бы не стереть пыль, Леля ответила, что муж, уверенный, что она ничего не понимает и все перепутает, не позволяет ей и близко подходить к его столу.

Но она как-то не тяготилась этим, была весела, охотно принимала у себя взрослую дочь Георгия Андреевича от первого брака – уже замужнюю, со своими семейными неурядицами. Опасалась она только повторения ее первой истории с Ошаниным – не вернется ли Новицкий к прежней семье. Но он и не думал делать ничего подобного. Вместо этого он вскоре отколол совершенно уж неожиданный номер: взял да и женился еще раз. На своей студентке, старше которой был лет на тридцать! Союз оказался счастливым, родились сын и дочь. Дочь была та самая известная в свое время пианистка Катя Новицкая, лауреат разных международных премий, которая первой, как мне кажется, из наших артистов не вернулась с зарубежных гастролей и попросила политического убежища в Англии.

Случались у Лели, конечно, разные увлечения, но ни одно из них не вело к браку. Однажды дело все-таки кончилось беременностью. Я все-таки решаюсь здесь рассказать об этой вполне деликатной ситуации, как о характерном эпизоде эпохи. Аборты, как известно, были тогда запрещены. Не имелось и оснований получить разрешение на аборт «по медицинским показаниям». Ни у нее и ни у кого из нас, близких друзей, не было медицинских связей, обеспечивавших получение такой справки. Значит, оставалось либо сохранить ребенка, либо пойти на подпольный аборт – дело дорогое и опасное для жизни. Ей было тогда около сорока лет, и это был последний шанс завести ребенка, обрести собственную, пусть неполную семью.

Не могу забыть, как в течение двух вечеров после работы (теперь уже не в Староконюшенном, а на Малой Никитской, куда она переехала вскоре после развода с Новицким – ей тяжело было оставаться в их прежней квартире) я разве что в ногах у нее не валялась, уговаривая оставить ребенка. Да, это угрожало отодвинуть завершение диссертации (что, напомню, резко меняло материальное благополучие: кандидат наук сразу поднимался на другой уровень зарплаты); да, растя ребенка, она могла рассчитывать только на себя. Но, с моей точки зрения, совсем лишить себя счастья материнства значило обескровить свою жизнь, обречь себя на одиночество. Ничего не помогло. Трудно даже рассказать о криминально-детективных подробностях организованного нами вдвоем подпольного аборта в коммунальной квартире, полной злобных старух, которые рады были бы донести о нем. Леля предпочла продолжать свою сравнительно благополучную жизнь. И только через много лет, в старости и болезни, она призналась, как сожалеет, что мне не удалось тогда переломить ее волю.

У меня в комнате стоит старинное вольтеровское кресло. Не так давно его обили заново, и оно стало еще больше напоминать то, каким было, когда стояло в комнате у Ошаниной (так мы все ее давно называли). Кресло принадлежало ее бабушке и досталось мне, когда после смерти Лели забрали из ее квартиры ее вещи. Г. И. Довгалло, руководившая этим, сочла, что его надо отдать мне, так как я всегда им восхищалась.»

Елена Николаевна оставила многочисленные научные работы, в частности: «Архив Верхотурской избы конца XVI – начала XVIII в., в собрании Н. П. Румянцева»; (1939 г.), «Родовой архив Павловых», (1938 г.); «Очерки по истории поместного землевладения и хозяйства в Симбирском крае во второй половине XVII-нач. XVIII в. (по материалам архива Пазухиных)» (1954 г.); «Коллекция МОИДР», (1952 г.); « Хозяйство помещиков Пазухиных в XVII–XVIII вв. (1956 г.); «К истории заселения Среднего Поволжья в ХVII веке. Русское государство в ХVII веке. Новые явления в социально-экономической, политической и культурной жизни» (1961 г.); «Документы о Крестьянской войне под предводительством Степана Разина в Поволжье (1962 г.); «Верхотурские грамоты конца 16 – начала 17 века» (1982 г.

Вторым мужем Елены Николаевны был Георгий Андреевич Новицкий (1896—1984), советский историк, ученый, профессор и декан исторического факультета МГУ.

Воскресенский Д. И. М. Ошанин – выдающийся ученый и педагог (К столетию со дня рождения). Проблемы Дальнего Востока. 2000. № 3. Москва, 2000; Гайдар Е.Т. У меня корни, которыми можно гордиться (из Интернета); Коншина Е.Н. Отдел рукописей изнутри (из Интернета); Окороков А. Русские добровольцы. М., 2007; Попов-Татива Н.М. Китай. Экономическое описание. Издание разведывательного управления штаба РРКА М., 1925; Скаландис А. Братья Стругацкие. Издательство АСТ. М., 2008; Усов В.Н. Советская разведка в Китае. 20-ых годах XX века (из Интернета); Хохлов А.Н. Китаист И.М. Ошанин и его служба на дипломатическом поприще в Китае. М., 2005.